— Александр Ивано­вич, как будете отмечать юбилей? Ведь нынче все зависит от того, сколько денег дадут…

— Пока ничего кроме планов, с которыми мы обращались в Комитет по культуре, у нас нет. К сожалению, наша дата совпадает с годовщиной Пушкина (215 лет со дня рождения. Прим. авт.) и с юбилеем Эрмитажа (250 лет). Еще на следующий год 100 лет с начала Первой мировой войны, и мы готовим выставку «Война, которую не забыть». Ведь если мы будем забывать, что такое войны и какие беды они несут, то новых войн будет не избежать. Каждое поколение должно знать, что за три с половиной тысячелетия писанной и опубликованной истории человечества мирными были лишь 273 года.

Сейчас молодые люди не хотят идти в армию. Возможно, тому есть причины, но мне, прошедшему три года срочной службы, армия, как коллектив случайных людей, дала великую науку — строить отношения в любом коллективе. А для большинства юношей армия дает возможность самоутвердиться как мужчине, повзрослеть...

Но вернемся к юбилеям. Столетие нам помогали достойно провести министерство культуры, музей «Исаакиевский собор» (его прежний директор Н. В. Нагорский), Комитет по культуре, Водоканал и другие. Сейчас пока речи о финансировании 110­летия не идет. В этом году Комитет по культуре выделяет средства на завершение второй очереди капитального ремонта музея, что уже неплохо. Не думаю, что нам нужны большие деньги, большие капиталовложения к юбилею: хотелось бы что-то издать, провести выставку и конференцию, посвященные этой дате…

— Ныне широко обсуждается эффективность многих учреждений культуры…

— Само создание музея — показатель его востребованности. Музей Суворова создавался на народные деньги. И когда создавался музей Ахматовой, то многие предметы для него принесли самые обычные люди. Музей хлеба (а хлеб святое понятие для нашего города) тоже создавался энтузиастами… примеры можно множить. Не говоря о том, что музеи композиторов, писателей приобщают людей к музыке, литературе, просвещают их. Что касается эффективности, то это определение требует уточнения. О чем речь? Музей — многоплановое учреждение, а главное его предназначение — собирание, пополнение и хранение экспонатов, то есть вещественной истории человечества. И это требует постоянного внимания и усилий. Будет хорошо фондам — будут и хорошими экспозиции, включая выставочные, всевозможные издания, виртуальный продукт и прочее.

— Музей Суворова тоже организовывали с участием горожан?

— Не горожан, а всей тогдашней России, включая Польшу, Среднюю Азию, Дальний Восток. А первый экспонат (бюст Суворова) прислали в дар музею учащиеся Миргородской школы им. Н. В. Гоголя. Когда в 1904 году музей открылся, уже было собрано свыше тысячи экспонатов! Но в основе коллекции музея все-таки три главных дара. Первый — от Николая II, принявшего мудрое решение, что памяти о полководце лучше всего отвечает музей. Этот дар был поистине царским: подлинные документы, вещи Суворова, картина Сурикова «Переход Суворова через Альпы»… Второй — коллекция В. П. Энгельгардта, ученого и путешественника, который в канун столетия швейцарского похода Суворова проехал по Швейцарии и собрал почти тонну экспонатов: мебель, оружие, ядра, картечь, даже траву с полей. И третий — дар потомка Суворова Молоствова, владельца села Кончанское, который подарил музею подлинную Кончанскую церковь, рубленную по указанию полководца. Увы, в 1925 году после принятия решения, что она не имеет исторической ценности, церковь была уничтожена, сохранились только макет и несколько крестиков, сделанных из церковных бревен.

— А как картина Сурикова от вас перекочевала в Русский музей? Уж больно на ней Суворов хорош…

— В период, когда музей был временно закрыт, картина и была передана Русскому музею. Кстати, это блистательное произведение живописи имеет фактологическую неточность: солдаты лихо спускаются с горы с… примкнутыми к ружьям штыками. Поэтому, я думаю, картина сейчас на своем месте. А где Суворов не хорош? У меня есть такая шутка: приходя на любую выставку любой тематики я, тем не менее, всегда говорю, что если нет портрета полководца, выставка плоха (улыбается). И бывали случаи, когда этот «недостаток» исправляли почти моментально. В художественном музее Оренбурга (а в этом городе Александр Васильевич бывал) я тоже пошутил. В течение часа директор приобрел для музея в магазине присмотренную мной ранее скульптуру Суворова каслинского литья. Кстати, такая же скульптура имеется и в Доме-музее М. А. Шолохова в Вешках.

— А коллекция музея сегодня пополняется?

— Если память о человеке живет — живет и отражение его в искусстве, в литературе. Есть поступления работ наших современников, художников и скульпторов. Но комиссия по закупке художественных ценностей в Комитете по культуре не всегда понимает, что для нас какой-нибудь грубо сделанный крест может быть интереснее, чем художественное полотно. Хотя понемногу что-то приобретаем. Наше собрание одно их богатейших: 50 тысяч единиц хранения, 20 тысяч листов графики, несколько тысяч экспонатов, связанных только с обмундированием… Я уж не говорю про нашу знаменитую коллекцию оловянных солдатиков, с которой мы занимаем не только в России, но и в Европе одно из первых мест. Свыше 50 тысяч солдатиков! Надо бы уже и для них открыть постоянную экспозицию, но, увы, вопрос этот никак не решается. Проблемы нашего музея — это проблемы всего музейного дела России.

— А не устарел ли сам Суворов сегодня?

— Когда в 2004 году мы отмечали столетие, этот вопрос постоянно задавался. Дескать, у Суворова не было танков, самолетов, ракет. К чему он теперь? Что бы ни говорили про прочих наших военачальников, все они шли ЗА Суворовым — и Жуков, и Баграмян, и Рокоссовский… Ведь суворовская наука побеждать обращена к солдату, то есть к человеку, а не к достижениям передовой технической мысли. А человек нисколько со времен Суворова не изменился! Человеку так же страшно, так же ему надо прививать навыки ведения боя, он так же должен «знать свой маневр».

Император Павел говорил, что «солдат — инструмент, артикулом предусмотренный», а Суворов утверждал, что солдат дорог ему, за солдата он все готов отдать. Разные понятия. Разная философия. Гениальность Суворова неоспорима. Сам генералиссимус был своеобразной энциклопедией войн и сражений, и каждую позицию войск, ход сражения он анализировал практически моментально. Главенство творческого начала при безоговорочном уважении к солдату — вот его главный козырь.

— Про Суворова ходит огромное количество баек…

— Я бы назвал их историческими анекдотами или даже легендами. Многие придуманы и не имеют в основе действительных событий. Вот, например, знаменитая легенда, о его расхождении с Потемкиным после штурма Измаила в декабре 1790 года. Потемкин якобы спросил: «Чем я могу Вас наградить, Александр Васильевич?» А Суворов его, якобы, поставил на место: «Наградить меня может только матушка­императрица!» Потемкин обиделся, и Суворова «обидели» наградой. А когда в апреле следующего года в Петербурге давали бал в честь взятия Измаила, Суворова услали в Финляндию... Но в подлинности этой легенды разобрались историки, выяснив, что после штурма Потемкин с Суворовым не виделись, а встретились лишь в Петербурге, через несколько недель. Да и наградами граф Рымникский не был обижен, при этом Потемкин всячески содействовал его награждению. Ну, а на балу в честь взятия Измаила Суворова не было по очень веской причине — ввиду опасности шведского вторжения. Одно пребывание полководца в Финляндии было способно остановить всякое «шевеление» со стороны потенциального противника.

— Музейное дело всегда держится на конкретных людях. Сокращение одних сотрудников с целью поднятия зарплат другим вас еще не коснулось?

— Пока нет. Но сокращение фактически на треть мы несколько лет назад уже «проходили». Тогда было разъяснено, что высвободившиеся деньги пойдут на повышение зарплат. Но Комитет финансов быстро этот остаток секвестировал, несмотря на правила, положения и прочее. Вообще сегодняшнее законодательство отличается неконкретикой, хотя многие правовые акты скорее напоминают инструкции, возведенные в ранг законов. Стратегия подменяется тактикой. Если, например, в отношении библиотеки Конгресса США есть порядка 30 законов, то у нас один, касающийся вопросов финансов и экономики, и для культуры, и для образования, и для медицины. Хотя в самой культуре каждый ее объект специфичен.