…Седой человек в кожанке и круглых очках стремглав мчится из глубины сцены к рампе, и седина пудрой разлетается с его головы, оставляя дымчатый, «ракетный» след, подсвеченный софитами. Это Брехт, Великий и Ужасный, человек крайностей и противоречий, гений, создавший эпический театр и проживший большую жизнь – не по количеству лет, а по количеству исторических и частных событий. Его вымышленные герои и его собственная, реальная личная жизнь, выдернутая волей режиссера Юрия Бутусова из писем классика, только что были на расстоянии вытянутой руки от зрителя…

Уже в начале спектакля сердце Брехта, которому тесно в груди носителя от переполняющих его противоречий и мучительных вопросов, препарируется самим драматургом в свете огромной «операционной лампы» и предлагается залу. А сам ничуть не пострадавший от этого Брехт разрешает зрителям делать «все, что вы хотите во время просмотра», что приводит к прямо противоположному эффекту: на три часа все словно загипнотизированы ритмом, заданным пишущими машинками столетней давности. Вот уже и хочешь вроде заскучать, да никак не получается: перед глазами на сцене perpetuum mobile жизни классика - любовь, творчество, философия, театр.

Зонги на музыку Курта Вайля, конечно, главенствуют, но звучат и арии из мюзиклов Ганса Эйслера, Луиджи Ноно, Майкла Галассо… Чередуются русский, немецкий, английский, французский языки… Каждый музыкальный номер – отдельный спектакль, в котором противогаз может сыграть шляпку, кружево – удавку, вдовья вуаль равносильна фате невесты, вышедшей замуж за саму войну. Поют замечательно – недаром музыкальный руководитель спектакля - Иван Благодер.

«Операционная лампа» по центру сцены то становится солнцем, то высвечивает пацифистский знак, то задает неведомое направление стрелкой, то очерчивает контур воздушного змея (художник по свету Александр Сиваев). Политика переплетается с личным, личное с общественным, общественное с политикой. Бертольд Брехт в исполнении Сергея Волкова резок в суждениях о войне и театре, но сентиментален в любви. Главными женщинами для него являются жена Елена Вайгель (София Никифорова) и подруга Марго Штеффин (Тоня Сонина), но он может почитать стихи «с намеком» и очаровательной певичке. Брехт здесь одновременно женолюб и моралист, режиссер, и кукловод единственной куклы, он - объединяющее начало спектакля и разбивающий его на осколки номеров устроитель кутерьмы на сцене. Вот он изрекает почти кэрролловскую ахинею в духе пустопорожних речей политиков, а вот кратко и жестко называет вещи «своими именами». Любовь, по Брехту – «полет против ветра», театр – «место, подходящее для мечтаний», а паспорт – «самое благородное в человеке». Про знаменитое брехтовское дистанцирование герой тоже не забывает: рр-раз, и это уже не Брехт, а актер Волков, высказывающий собственное отношение к войне - «лучше стать беженцем, чем солдатом»…

Помимо множества актеров (замечательный по выучке курс Анны Алексахиной, ставший основой студии при театре) право на собственную жизнь на сцене имеют… двери (художник Николай Слободяник). Одна по центру - невзрачная, словно картонная, с надписью «ББ» явно ведет в глубины брехтовского «я», и табличка на ней с надписью «Посторонним вход воспрещается» будет выглядеть совсем недвусмысленно. Другая, публично алая - вынесена справа почти на авансцену – на всеобщее обозрение. Под узнаваемую музыкальную заставку на ее фоне за столом возникнет узнаваемая телеведущая с узнаваемыми ужимками. С интонацией беспрекословности в голосе она установит «телесвязь» с 10 мая 1933 года – днем, когда на площади Опернплац в Берлине жгли книги неугодных авторов, в списке которых был и Брехт. Потом через какое-то время ведущая вновь появится «в кадре» с новостями, а при следующем явлении неожиданно запоет «по Вайлю» про Trouble Man. И в этом весь Брехт, отрицавший театральные иллюзии в прямолинейном стремлении к реализму. И в этом вся жизнь, приукрашивать которую бессмысленно, потому что она сама имеет мало смыслов: в ней никто не вмешается, когда убивают человека, солдат, которые одинаковы, всегда будет предостаточно, а хороших женщин - меньше, чем баб. Удовлетворяя все потребности, война сжирает людей, невзирая на их желания и таланты. Но помимо войны буквальной, у каждого из людей есть еще и война собственная. Война буквальная когда-нибудь кончится, но, если ты жив, никогда нельзя говорить «никогда». Похоже, Бутусов об этом знает не понаслышке. Поэтому седой человек мчится из глубины сцены к рампе, и седина пудрой слетает с его головы, рассыпаясь вокруг ореолом бессмертия…